В Карроне Макона Бертран не застал – того за какими-то кошками понесло в Гайарэ. Во всяком случае, так сказали в крепости.
Вертеться в Карроне, ожидая возвращения коменданта, Бертрану не хотелось. В конце концов, официально он пребывал в глубочайшем трауре по усопшему родителю, и лишь неотложные дела заставили его нарушить скорбное уединение и покинуть поместье. Нет, Бертран и в самом деле искренне переживал утрату отца. Но полный официальный траур затеял главным образом для того, чтобы оттянуть миг неизбежной расправы… то есть женитьбы на девице Экюр. Играть свадьбу в доме, где еще не выветрился дым погребальных курений, всегда считалось дурным тоном. Будущий тесть отнесся к этому с удивительным пониманием.
Не то, чтобы Аньес Экюр была так уж нехороша собой или обладала скверным нравом… просто Бертрану было жаль расставаться со своей свободой. И сложно было представить незнакомую женщину в роли хозяйки своего имения.
Сэц-Фаржо выехал на дорогу, ведущую в Гайарэ. Спешить было некуда. Бертран пустил Кокетку шагом и подставил лицо весеннему солнцу. Все-таки он любил Эпинэ. Может, и правда стоит подать в отставку и окончательно распрощаться с севером? Во имя чего терять годы в заштатном гарнизоне? На границу его не выпустят. Ходу особо тоже не дадут, это ясно. Хоть он и не принял участия в восстании Окделла, но все-таки на подозрении. Провести всю жизнь в Торке и еле догрести к сорока годам до полковника? Слуга покорный… а ведь когда-то он так рвался туда из Южной армии!
Впрочем, темные мысли занимали Бертрана не долго. В конце концов, была весна и он все еще был свободен.

Дорога была на удивление пустынна. Это несколько тревожило Сэц-Фаржо и мешало ему в полной мере наслаждаться весной и поездкой. Кто знает, что в головах у властей, и как много им известно о той крутой каше, которая заваривается в Эпине. Впрочем, сейчас Бертран полностью одинок и не потянет за собой ни братьев, ни родителей, ни детей. Аньес, может, и огорчится, потеряв жениха – но папенька наверняка быстро сыщет ей нового и снова станет судиться с Сэц-Фаржо. Наследственная тяжба и имение достанется кузену. И всего-то…
Бертран придержал Кокетку, присмотрелся, кого там фульги несут, и усмехнулся. На ловца и зверь бежит. Похоже, что это Макон собственной персоной. Да, верно, он самый.
Сэц-Фаржо приветственно махнул рукой и послал Кокетку легкой рысью навстречу полковнику.

- Взаимно, Этьен, - Бертран улыбнулся в ответ и от души пожал протянутую руку, - не застал тебя в Карроне, решил проехаться по окрестностям. И вижу, что дорогу выбрал верно.
Не то, что они были такими уж закадычными друзьями, но разводить реверансы посреди дороги с человеком, с которым, возможно, придется болтаться на одной виселице? К Леворукому! Тем более что и сам Макон не желает лишних церемоний.
- Как прошла поездка?

С Карвалем лично Бертран был не знаком. Однако наслышан был немало. И как-то не слишком сомневался в том, что капитан окажется достойным человеком.
Манифест? Или такая бумага вроде как называется петицией? Или прокламацией? А, неважно, в таких крючкотворских вещах Сэц-Фаржо был не силен.
- Суверенитет – это, конечно, смело. Только представляется мне не слишком-то возможным, - согласился с собеседником Бертран, внимательно изучая уши Кокетки, - главное – понять, как подать такое письмо в обход тех, кто крутится у трона. И чем-то заткнуть им рты, пока Оллар разберется, что к чему.
Вот это, на взгляд Бертрана, было самым сложным и трудноосуществимым.

- Какая уж тут смелость - предать короля, лишь потому, что вокруг него вьется всякая шваль…
Бертран с некоторым удивлением покосился на Макона. Вообще-то он имел в виду немного другое. Наверное, просто не слишком удачно выразился. Или Этьен слишком занят своими мыслями и потому трактовал его слова на собственный лад.
Сэц-Фаржо решил не заострять на этом внимание. В конце концов, они сходятся в главном, а такие мелочи можно прояснить в том случае, если они вдруг станут проблемой.
Бертран хмыкнул. Сначала написать? Да уж, старое доброе: «Главное – ввязаться в бой, а там уже видно будет!» Кто это сказал? Вроде бы кто-то из Савиньяков во времена Двадцатилетней войны. Интересно, чью сторону в результате примут нынешние Савиньяки…
- С кого предполагается начать собирать подписи под… гм… обращением на высочайшее имя? – Бертран, чуть прищурившись, оглядел окрестности и немного рассеянно отметил, - о, уже Пуэн… где-то через пару-тройку хорн есть трактир, если верно помню.

Бертран задумчиво кивал, выслушивая Макона. Собственно, Сэц-Фаржо сам не до конца понимал, как его угораздило ввязаться в это дело. Однако сдавать назад и удирать под сень родимого замка было бы как-то… некрасиво. Как минимум – нечестно. Сколько можно причитать над никчемностью короля, произволом Колиньяров и Маранов и бедственным положением Эпине, не делая ничего, чтобы это изменить в лучшую сторону!
- Главное только, чтобы никто не донес раньше срока, пока мы подписи соберем. И остудить сорвиголов, которые кричат о независимости, - Бертран сумрачно покусал губу, не представляя, какая из этих двух задач сложнее, потом небрежно махнул рукой, - ладно, еще обсудим все не раз, прежде чем начнем действовать.