Робер с порога пошел к хозяину и распорядился принести еды в комнату — проболтавшись полдня по городу с Альдо и наслушавшись песен о свалившемся на их голову счастье, которые почему-то никак не желали покрываться пылью, от мысли, что еще и ужинать придется в обществе местных кутил, которые, в общем, мало чем отличались от того же местного отребья, становилось тошно. Влияние Эсперадора было до того сильно, что Агарис оставался Агарисом даже в пивнушках, нагоняя тоску, и исключением в этом правиле по-прежнему оставились лишь вдовствующая принцесса и Альдо. Хозяин гостиницы проблеял что-то подобострастное, уподобляясь всем тем, кто  надеялся поживиться и тщетно в такую минуту пытался сохранить достоинство. Робер пожал плечами и поднялся к себе, гадая ждет ли его Его Крысейшество или дрыхнет, самым бесцеремонным образом забравшись куда не надо.
Помявшись немного у входа, Эпинэ, наконец, вошел и плотно прикрыл дверь. Сосуществование с Клементом породило привычку высказывать зверенышу свои мысли вслух — ызаргам только и слушать, да маркиз такого удовольствия доставлять никому не желал: слишком уж очевидно, что без соглядатаем не обошлось, Создатель не простит, лишить себя такого удовольствия, усложнить им труд. Прошествовав до кровати, Эпинэ сел на нее и подпер голову руками. Клемента видно не было, зато мыслей в голове было полно — причем не из приятных.
- Ну что, Вашество, - пробормотал человек, скорее себе, чем крысу, — и как выпутываться будем?

Крыса при озвучивании вопроса перед глазами не было, но тот не замедлил явить свой воинственный лик сразу же, едва вспомнил, как Робер повадился его называть. Умный звереныш — иначе не скажешь. Приметив из-под прикрытых ладонью глаз отстукивающий по полу голый хвостик, мужчина усмехнулся и кивнул.
— Что, Ваше Крысейшество, опять гадаете, куда ваш непутевый снова умудрился вляпаться? — странное дело, эти звери. Вроде и неразумные, а порой умнее людей. Маркиз Эр-При смотрел на острую мордочку и думал, что, не говори он сейчас о крысе, можно было бы сказать, что выражение лица у Клемента самое что ни наесть озабоченное. — Да в игру, где, похоже, ставкой будет честь этого самого вашего непутевого, сударь. Но иначе я поступить не мог, — совесть Эпинэ подобные аргументы в качестве компромисса давно не переваривала, но то, как смотрел на него крыс, отчего-то напоминало удрученный проблемами сыновей взгляд Жозины. Не иначе, как Его Крысейшество всем своим авторитетом на статус члена семьи претендует, а члена семьи огорчать Робер бы не стал. Сам разберется и со всем справится, не маленький.
Добавив что-то еще, по существу проблемы, но минимизируя последствия, Эпинэ вытянул руку навстречу зверю, предлагая ему перебраться поближе, а лучше вообще куда-нибудь на колено или плечо. Короткая колючая шерстка напоминала щетину, а теплое тельце развевало привычное одиночество, от которого нельзя было ни убежать надолго, ни скрыться навсегда.
— Зато мы ужинать сейчас будем, — порадовал напоследок питомца Эпинэ. — Ты проголодался, наверное, Ненасытное Вашество? Сейчас уже принести должны, — пообещал он.
И тут же в дверь постучали.

Мальчишка был довольно хилым, так и хотелось найти человека, пославшего его к маркизу, и научить уму-разуму, мол, полезно иногда глаза раскрывать, да смотреть, пропорционален ли товар курьеру. Опасения Робера не замедлили оправдаться, корзинка выскользнула из рук юноши и мужчине пришлось порывисто податься вперед, дабы помочь спасти бутылки от бесславной гибели. Впрочем Эпинэ и сам в следующую минуту чуть не позволил истории повториться — за долю секунду юноша стал рыжеволосой девицей и смотрел на него лицом Мэллит, ранее скрытым от него под шляпой.

— Вы?! — выдохнул Эпинэ, прежде, чем понял, что сказал это вслух. — Оставьте, сударыня, я сам, — поспешно добавил он, забирая из рук нежданной, но счастливой гостьи корзину и водружая ее на стол, после чего поспешил поднять шляпу с легким поклоном передал ее обратно владелице, невольно замечая, какие изящные у той пальчики. — Я счастлив видеть вас, но как вы оказались здесь, в мужском платье, с этой огромной корзиной? Зачем? Что-то случилось?

На лице Эпинэ мелькнуло искреннее, безграничное беспокойство. Ему доводилось слышать, что Мэллит больна, и это знание лишь увеличивало степень его беспокойства. Иноходец не мог даже представить, что могло побудить эту прекрасную, хрупкую девушку покинуть в этот час дом, еще больше он не понимал — как ей позволили уйти. Робер внимал голосу девицы и едва улавливал смысл — происходящее, этот поздний визит, казалось мужчине сном. И да, что бы гоганини сейчас не попросила у него, какой бы услуги не потребовала, он готов был ответить «да» — даже если бы поставленная задача требовала его смерти.

— Я к услугам прекрасной Мэллит, — отозвался Робер, забывший ради светящихся глаз и вино, и ужин, который должны были подать. Ему вообще казалось, что все утратило свое значение перед лицом его собеседницы. Все — даже тихо шуршавший где-то в глубине комнаты Клемент.

— Клянусь Честью, сударыня, о вашем визите никто не узнает, — поспешил заверить девушку Иноходец, чуть наклоняя голову. Нет, он не посмел бы совершить того, что нанесло бы этому хрупкому созданию хоть какой-нибудь вред, но не мог и не терзаться сомнениями — что случилось такого, что гоганни покинула дом ночью? У них вроде бы и не принято. Робер пытался разглядеть хоть какой-то намек на прекрасном лице собеседницы, по которому смог бы отыскать ответ на свои вопросы, но не выходило. — … Но только если красота свиньи способна превзойти красоту лани, блистательный согласится признать их превосходство над своей очаровательной собеседницей, — выпалил Эпинэ, возмущенный подобным сравнением. — Не спорю, если ваших сестер месяц не кормить, они станут прелестными, но и то, ни одна из них не сравнится с вами.

Отредактировано Робер Эпинэ (2011-04-27 12:43:19)

OFF-TOP: У Эпинэ была литература. Его вдохновило, понесло и долго не отпускало. Простите, люди! Особеннно те, которые это таки станут читать!!!

— Подрался, герой, с какой-то кошкой и забился в сапог, — Робер кивнул, кратко излагая историю их отношений с крысом.
Кивнул, а про себя подумал, что это еще не известно, кто кому из их парочки принадлежит. Воспитывает Клемента, несомненно, он, периодически буравя серую шерстку укоряющим взглядом, но вот и нуждается Эпинэ в крысе, похоже, больше, чем крыс в нем. Отчего? Ну, может, оттого что Его Крысейшество интересуется сухарями и касерой больше, чем политикой, и с ними не надо каждую минуту думать, хотят тебя втянуть какую-нибудь несусветную дрянь, надуть или сразу убить. В общем, надо знать, что в этом мире есть еще хоть кто-то нормальный, пусть этот нормальный и крыса. На крысу-то он не станет коситься влюбленными глазами, как на Мэллит, а чтобы понять вменяемость последней, ко всему прочему, еще надо уметь переводить с гоганского на человеческий. Впрочем с этим маркиз уже вроде бы научился управляться...

Опустив руки со спинки придвинутого стула, Иноходец обогнул стол и опустился у его противоположного края, невольно любуясь очаровательным выражением, застывшим на лице девушки. Та, впрочем, все еще баюкая Клемента в ладонях, вскоре вновь приняла задумчивый вид и вернулась к причине своего визита. Извинениям Эпинэ не столько удивился, сколько расстроился. «Блистательный»... Ему и так хватает ума, чтобы понять всю невозможность его желаний, но зачем же увеличивать пролегающую между ним и гоганни пропасть, когда та и так велика по вине различия культур и его титула? Брови маркиза нахмурились, но перебивать Мэллит Робер не стал, тем более то, о чем та говорила, вызывало в нем противоречивые чувства.
Откуда гоганы знают про истинников? Впрочем, нет, не знают, иначе бы ставшая Залогом не прибежала бы к нему среди ночи выспрашивать о том, с кем они встречались и подвергались ли опасности. Но и эта мысль Эпинэ не понравилась. Неужели эта медноволосая куница пришла именно допытываться? Чтобы передать выясненное потом Енниолю? Неужели ее подослал Енниоль? Тогда что, выходит, Енниоль заметил, с каким восхищением Эр-При смотрит на девушку? Но разве он уже тогда?.. Так?! Голова шла кругом, но верить в умышленность и корыстность гостьи Робер не мог и не желал. И он бы рассказал, честно рассказал все про Клемента, тот который Преосвященство, и даже спросил бы у этих прекрасных глаз совета, но. Останавливало лишь то, что это не его дело, это дело Альдо и не просто дело, а дело тайное. Клятвы и обещания, в которых запутался принц, не нравились Эпинэ, но это не повод посвящать в них без ведома сюзерена посторонних. А Мэллит была посторонней — по крайней мере, с точки зрения Альдо и дела великой Талигойи.

— Сейчас много недобрых людей, — задумчиво протянул Робер, задумчиво пялясь на доски и понимая, что не может ответить на вопрос прямо, что надо выкручиваться, юлить, как того требует долг вассала, и рассеивать в душе Мэллит ненужные ей сомнения, беспокойства, как того требует сердце влюбленного. — Особенно для Альдо, ведь он принц, пусть и в изгнании. Это обстоятельство многим может мешать, но... — мягкий взгляд мужчины коснулся ресниц девушки, предельно честный, настолько же честный, как и ответ, заверение, готовое сорваться с губ, — смею вас заверить беспокоиться не о чем. Я не оставлю первородного и обещаюсь не спускать с него глаз, лишая всякой возможности попасть в беду, — пообещал он, тепло улыбаясь. Ну да, возможности попасть в беду у Альдо не будет. Они уже в нее попали. Вляпались так, что теперь нескоро отмоются. Только вот впечатлительным барышням, более того — барышням, ставшим частью этой беды, знать об этом вовсе ни к чему, все равно Эпинэ теперь придется вертеться волчком и выть волком, лишь бы никто не попал под жернова их глупой выходки с принцем раньше, чем смерть загонит их в угол. Загонит и добьет. И чем позже наступит это «раньше», тем лучше — вот о чем теперь предстоит позаботиться. Ну и еще кое-о-чем. Кое-чем, важном уже только для него, Робера. — И да, сударыня, вы меня бесконечно обяжете, если прекратите называть меня блистательным. Меня зовут Робер. Если вы ко мне пришли, значит, вы мне доверяете, как к другу, а к друзьям обращаются по имени.

Другу? Ну что ж, он сам это сказал. И катилась бы к Леворукому эта изолированность гоганов от мира! Он бы, согласись Мэллит, возможно, ее бы и выкрал, но в том, что от подобной выходки сама девушка прийти в восторг не соблаговолит,  Эпинэ был практически уверен. Слишком уж трясутся гоганские отцы над своими дочерьми, впрочем, они и талигойские тоже трясутся, только вот дочери этих талигойских отцов, не в пример гоганским, всегда найдут способ обхитрить родителя и поощрить приглянувшегося ухажера. Равноценного поощрения Робер от Мэллит не ждал, но о скромной милости просить все же смел. И просил.

Отредактировано Робер Эпинэ (2011-05-20 11:46:20)

Робер улыбнулся и коротко кивнул.
— Говори, — слетает с языка, но Иноходец и не спешит удерживать непривычное слово, словно сам пробуя на вкус это непривычное обращение «ты», подавая тем самым пример и словно бы чувствуя, как что-то меняется в их отношениях с Мэллит. Они становятся ближе? Возможно.
Прочее Эр-При слушает молча.
Старшие с детства пытались напугать Ро мистической чушью. Мальчик верил, а потом устраивал облавы на слепых всадников и кладбищенских лошадей, но те, ровно как и ундины, которым Эпинэ назначал свидания, с завидным постоянством на встречи не приходили и, сами того не подозревая, отбивали у ребенка всякую веру в чудеса. Произошедшее у ары до боли напоминало ребяческое увлечение, только Робер был уже не ребенком и у него, ровно как и у Альдо, большой веры в значимость свершаемого не наблюдалось. Только медовые глаза смотрели так, словно эту веру в нем и искали. И можно ли было не поверить? Хотелось бы. И не потому что сказанное было бы ужасным, окажись оно правдой, а потому что в голосе девушки сквозила забота. Та забота, которую может проявлять лишь любящее сердце.
Внутри Эпинэ что-то болезненно сжалось, а сам маркиз уставился на беззаботно отдающегося ласкам гоганни Клемента. Что ж, Робер, похоже, тебя можно поздравить. Видно, в этом мире даже крысы могут быть счастливее тебя. И удачливее. Впрочем последнее в отношении Его Крысейшества и так было очевидно с первой минуты их знакомства.

Робер укоризненно посмотрел на звереныша и покачал головой. Приносить свои извинения за кого-то во второй раз можно было бы назвать дурным тоном, но выбора особенно не было — каким бы Клемент смышленным ни был, говорить он пока не научился, да и вряд ли научится. Не попугай.
— Прости его... и пусть лучше побегает, — добавил Эр-При, наблюдая за тем, как крыс перемещается с ладони на столешницу. Говорить Мэллит «ты» было все-таки на удивление легко, видеть крыса, снова в гордом одиночестве восседающего на столе, — приятно. По крайней мере, в голову больше не лезли странные сравнения и можно было улыбнуться. Немного, просто чтобы отвлечься от столь серьезной темы для вечера визита прелестной дамы. — Совсем голову потерял от внимания к своей персоне столь дивного создания.
Подняв глаза на Мэллит и лелея в душе надежду, что гоганни ухватится за сделанный им комплимент и уведет разговор в более веселую тему, Робер заметил на лице девушки волнение и понял, что мечты его напрасны. Он еще не знал, что разговор снова завернет к Альдо, просто пытался свыкнуться с мыслью, что его гостья совершенно не похожа на всех ранее известных ему женщин и потому вызывает к себе особый интерес. Особый, но, похоже, не взаимный. По крайней мере, слушая очередную просьбу Мэллит, Эр-При вновь размышлял о том, что то качество, в котором его интересна его новая знакомая сильно, слишком сильно отличается от того, в каком интересен ей он, чтобы не вызывать сожалений (если не жалости) к самому себе.
Удивляться сил уже не было. До удивления ли человеку, чьи чувства получили отказ, даже не успев получить своего названия, прозвучать вслух, стать известными своему объекту? Робер задумчиво смотрел пустыми глазами на тонкую серебристую дорожку в руке девушки и не решался прикоснуться к ней. Браслет. Он невольно наводил мужчину на мысли о брачных браслетах его народа, заставляя сравнивать их с тем украшением, что предлагала ему (даже не ему, а Альдо) гоганни, и оттого не зная, стоит ли браться за выполнение столь странной просьбы.
— Я не могу отказать в просьбе... — очень хотелось сказать «тебе», потому что возлюбленным никогда и ни в чем отказать не выйдет, но Эр-При нашел в себе силы скрыть ненужные чувства и превратить едва не ставшую столь личной фразу в обычную вежливость, — … даме. Я передам Альдо твой браслет... — пальцы коснулись согретого в руках Мэллит металла и скользнули по дуге, машинально ощупывая узор, словно бы стараясь найти на нем родовой герб, которого быть не могло. — И постараюсь убедить принца его носить.... Мэллит, — голос маркиза стал тише и чуть откровеннее, — дело не в том, что я не верю в силу твоего народа. Я ведь видел вашу магию... и Ару... Просто я, такие, как я... мы привыкли полагаться на коня, шпагу... собственную силу. Все это для нас в новинку, но... мы привыкнем.
То ли Эпинэ пытался вновь уйти от своих чувств, то ли обещал за себя и за Альдо, но говорил он проникновенно. И на крыса взгляд бросил вполне проникновенный, весьма красноречиво обещающий его убить, как только уйдет дама.
— Да что же с тобой сегодня происходит?!.. — пробормотал Эр-При, обращаясь к зверенышу и убирая браслет Мэллит в напоясный кошель.

Как мало нужно человеку для радости... Впрочем, мало ли? Альдо влез в сговор с гоганами, Эпинэ почти повторил подвиг принца и что-то наобещал гоганни. Что-то — что обязательно придется исполнить, а ты и понятия не имеешь как. Ты вообще ни о чем не имеешь понятия, просто не делаешь того, что сделать не можешь. Не можешь затормозить разогнавшегося на пути в неизвестность Альдо, не можешь отказать... не просто даме — девушке, которую ты любишь и которая не любит тебя. Поэтому она и улыбается. Потому что ты обещаешь спасти ее «рыцаря». Рыцаря, который с момента последней встречи и пары слов о ней не сказал! Разрубленный Змей!.. Тебе обещали, что ты не доживешь и до двадцати? Свернешь себе шею? Что ж, дожил. Через пару лет уже тридцать. Самое время исполнить запоздавшее пророчество, Иноходец...
Но ты не умираешь. Ты смеешься.
Смеешься, чувствуя, как потяжелел кошель, как на душе стало погано и холодно. Как тогда. Когда ты только очнулся в незнакомом городе, еще не зная, что позади смерть, а впереди — изгнание. Сейчас ты тоже не знаешь. Но много больше и много более важное.
— Ну, конечно, можешь! — пусть лучше Мэллит думает, что смеешься ты над нелепым предположением отказа. Девочке вовсе ни к чему знать, как устроен мир и что люди обречены страдать. Кто-то от потерь, кто-то от ран, кто-то от несчастный любви. А особо удачливые, как маркиз Эр-При, умудряются от всего и сразу. Впрочем, ладно, пора уже привыкнуть...  — Но лучше, чтобы все же ничего не случалось. Альдо в безопасности, я его в обиду не дам и тебе не надо меня за это благодарить. Мы же друзья, — Друзья. Один удачный, но считающий чувства обременительными, второй — жаждущий их, но не верящий во взаимность. — Но тебе надо быть осторожнее и самой, не гуляй по городу в одиночестве. Я могу защитить Альдо, но вряд ли твои родичи позволят мне защищать и тебя.
Не говоря уж о том, что быть в двух местах одновременно невозможно...
Робер не знал, как все еще может выносить этот разговор. Наверное, потому что девушка была юная и невинная. Наверное, потому что она еще могла мечтать, а он, почти разучившийся это делать, не смел спугнуть счастье, которое поселило в душе гоганни его обещание защищать сюзерена и которым сквозила легкая улыбка, ясный взгляд медовых глаз... Нет, он не мог не злиться, ни ревновать, ни сетовать на судьбу. Потом — может быть, но сейчас — нет. Сейчас он будет старшим братом, если угодно, другом, но никак не тем человеком, который разрушит чье-то счастье. Счастье той, которую сам Робер хотел бы сделать счастливой.

Кого?.. Робер тихо хмыкнул, рассматривая собственные сцепленные в замок руки. Много кого. Грабителей, пьяниц, идущих домой под утро, проходимцев-задавак, готовых усмотреть в мальчишке объект для шуток и развлечения. Мало ли извращенных забав существует в мире, способных испортить человеку если жизнь, то день, правда, опознав в этом «человеке» хорошенькую девочку они скорее предпочтут сделать именно первое.
И все же Эпинэ промолчал. Если он правильно понял суть и назначение «залога», гоганни права и, чтобы сберечь ее, ему надо защищать Альдо. И он защитит, но сейчас принцу вряд ли грозит большая беда, чем пропущенный завтрак или чьи-то надутые губки... Робер не знал, в чьей постели — своей или «разумной вдовы» — провел ночь его друг, но в том, что сейчас он видит десятый сон, маркиз не сомневался. Сейчас!.. Когда эта девочка так рискует ради него!..
Смотреть на Мэллит было больно, но не смотреть Эпинэ тоже не мог. Хрупкая фигурка в проеме окна, за которым только-только рождался новый день. Робер даже успел удивиться: неужели они проговорили всю ночь? Ему казалось, что вечность, так тяжело было понимание того, что ты не любим. И все же отпускать медноволосую гоганни ему не хотелось.
— Позволь я все-таки тебя провожу?.. — Эпинэ рефлекторно подался вперед и оказался на ногах. Видимо, предчувствовал, что речь сейчас пойдет об этом. Предчувствовал — или прочитал по глазам, по пробивающемуся сквозь ночные тучи солнцу? — Говорил?..
Кажется, можно поздравить себя с очередной глупостью. Вскочить и теперь, глядя глаза в глаза, отвечать на такой вопрос... Он понял, зачем об этом заговорила гоганни. Не мог не понять, ведь сам влюблен и еще совсем недавно страдал от неизвестности. Гоганы так не интересовали девочку, как желание взаимности, которой не было и которую Роберу предстояло придумать, о которой надо было солгать при всем его неумении делать это. Потому что так поступают другие. Потому что Альдо, возможно, не желая того, врал гоганам и, не желая того точно, своими взглядами, этой маленькой куничке с золотыми глазами. Но как же хорошо, что она спросила именно так!..
— Мы... — улыбка все равно выходит неловкой. Как говорить о таком, зная правду, с девушкой, которая выдала эту самую правду совершенно случайно? Тебе же приходится не только говорить. Врать и юлить, надеясь, что твой друг все-таки не умудриться разбить очередное сердце. Ее сердце. — Мы много говорили об этом, — Робер снова смотрит на руки, потом — на усатую мордочку, снова высунувшую нос, — о тебе, вас, — и ведь это даже правда. Другое дело, та правда, в которой нет места любви. Разве что только твоей и ее... — думали, что мы можем и как быть дальше... — Создатель! Какой же бред ложится на язык, а ведь он все еще продолжает говорить! — Это несправедливо, что тебя подвергают опасности, но Альдо благодарен... — Что это? Его мысли или все-таки надежды, что принц думает так же? Нет, продолжать явно не стоит.
Робер сжал губы и тепло улыбнулся. С Альдо и так придется поговорить, значит, он замолвит словечко и о гоганни...

Отредактировано Робер Эпинэ (2011-08-16 21:22:28)