Какими тихими казались порой дворцовые коридоры. Ни криков, ни звона стали, выстрелов или пушечных залпов... Первые несколько недель Конраду даже будто не хватало чего-то - не отца, нет (да они и никогда особо не были близки)... Именно этого. Кто сказал, что столичная жизнь шумная? Только не по сравнению с войной.
А здесь - только голоса, голоса. Слова - вот здешнее самое верное оружие.

Если решился что-то сделать - нужно это сделать. Декслерштайндты не сомневались в своих решениях - так его учили с самого детства. Но как избавиться от сомнений - всех до единого, - этому не мог научить никто.
Имеет ли он право обращаться к Её Величеству? Послушает ли она? В конце концов, кто он такой, чтобы осуждать её дружбу с кем-либо?
С другой стороны - разве много у неё здесь друзей? Она юна, а в юности так хочется доверять людям.
"Даже таким, как Бермессер и ему подобные!"
Нельзя всё оставить как есть. Его долг - предупредить Маргариту, даже если это вызовет её неудовольствие. Слушать все эти разговоры, эти сплетни - за её спиной,  - фрейлины, придворные дамы, слуги, офицеры, - просто невыносимо. Нельзя приказать замолчать абсолютно всем, лучше будет предупредить об опасности её саму.

Его пропустили в приёмную без вопросов. Формально это не обсуждалось, но только дураку могло быть неясно, кто именно является наиболее вероятным преемником нынешнего капитана личной охраны Её Величества кесарини Дриксен.
Он попросил об аудиенции у кесарини, по возможности, личной, фрейлину от имени полковника Декслерштайндта. Несмотря на то, что со дня гибели отца прошло уже более полугода, Конрад всё никак не мог привыкнуть, что теперь он - наследник, а значит официально является графом Деррингом. В Торке он был полковником, но не графом. Им и остался, и предпочёл бы остаться. Он уже давно привык ассоциировать себя с воинским званием, а не громким титулом, и предпочёл бы, чтобы так было всегда.

Только когда фрейлина ушла, молодой человек почувствовал немалое волнение. Конечно, он видел кесариню часто, особенно, с момента возвращения в столицу, но никогда ещё не говорил с ней лично.
Он ещё помнил, как увидел Маргариту впервые - два года назад, в столице, во время своего недолгого отпуска, - и подумал о том, как сильно завидует тем, кто может видеть её каждый день.
Конрад понял, что совершенно не знает, что именно и как собирается сказать Её Величеству... Но отступать нельзя.

- Ваше Величество!
Поклон вышел, пожалуй, чересчур порывистым, но какое это сейчас имело значение?
Да и, к слову заметить, Декслерштайндты никогда особо не были придворным шаркунами.
...Её ладонь показалась такой хрупкой в его собственных пальцах, а тепло, тепло руки он почувствовал даже сквозь ткань перчатки. Как бы хотелось прикоснуться... Нет, не думать об этом. Только не сейчас.

Граф... Обращение показалось чуждым, как будто и не к нему вовсе. Интересно, как бы прозвучало его имя, произнесённое ею?
- Ваше Величество, я хотел сказать...
"...Что вы так прекрасны..." - чуть было не вырвалось у Конрада, и он вдруг понял, что всё ещё держит её руку в своей. Проклятье, нельзя позволять себе подобных слабостей!
Не время думать о себе и своих чувствах. Это может только всё усугубить.

Взгляд полковника остановился на единственном украшении кесарини. Губы непроизвольно чуть сжались. "Неужели она не понимает?.. Нет, она просто добра и хочет только порадовать человека, который порадовал её. Что же в этом плохого?"
Конрад вдруг почувствовал себя заранее виновным в том, что своим разговором может, возможно, испортить своей кесарине настроение на весь день.
В детстве и отрочестве он часто зачитывался старинными рыцарскими историями, где благородные воины спасают от жуткой опасности прекрасных дам. Свою прекрасную даму он уже отыскал, но спасение таким способом... Таким... нерыцарским...
"Какая разница! - одёрнул себя граф. - Я не должен думать о том, как выгляжу. Пусть думает обо мне всё, что угодно, но будет в безопасности".

Конрад покосился на фрейлину. Как бы он хотел, чтобы они с кесариней остались вдвоём, но и об этом думать тоже нельзя. Это может только навредить ей, а он пришёл сюда ровно с противоположной целью.
- Ваше Величество, - наконец выговорил он, так и не сумев скрыть тревогу в голосе. - К счастью, ничего не случилось, и мне очень хотелось бы, чтобы не случилось и впредь, но вы... - он осёкся, снова взглянув на злополучное украшение, и едва удержался, чтобы не поднять взгляд на изящную шею женщины. - Вы всегда были очень добры к людям. Я склонен считать, что вы... приблизили к себе человека, который недостоин вашего доверия, - теперь голос полковника звучал твёрдо. - Это не моё дело, и я понимаю, что могу своими речами вызвать вашу немилость, но путь лучше так, и, тем не менее, я считаю своим долгом предупредить вас.
Несмотря на то, что Конрад был уверен в том, что говорил, он почувствовал себя клеветником, и опустил взгляд, ощущая полное бессилие.
"Она может мне не поверить! С чего я взял, что поверит? Она не видит зла в людях, только добро..."

...Очевидно, он всё-таки напугал Её Величество.
Чувство вины грызло изнутри, не давая сосредоточиться. Мгновение молодой человек разрывался между растерянностью и желанием броситься к кесарине, чтобы поддержать - кажется, ей стало дурно. На сей раз он сдержался, но не отводил от Маргариты настороженного взгляда, готовый, чуть что, поспешить ей на помощь.
- Простите... - пробормотал он, присел напротив кесарини по её знаку, но тут же опять вскочил, окончательно разволновавшись.
- О том, насколько это может быть опасным для вас, для вашей репутации. Ваше Величество...
Маргарита всё-таки закашлялась, и, кажется, её знобило. "Больна?.. А я тут врываюсь и пугаю её... Ей бы в постель" .
Умение начинать издалека, а не рубить сплеча, - явно не было фамильной чертой, и сейчас Конрад как никогда пожалел об этом.
- Ваше Величество, - поспешно заговорил офицер. - Вы нездоровы? Простите... Я не должен был приходить к вам так внезапно. Если вам нужен отдых, я не смею...
Слова кончались буквально на полуфразе, графу казалось, что он выглядит и говорит страшно бестолково.
- Возможно, мне стоит прийти потом?.. Вам что-нибудь нужно? Мне распорядиться?..
Слова кончились совсем. "Надо было сначала справиться о её здоровье!" - с досадой на самого себя подумал Конрад.

Если Маргарита, невзирая на своё состояние, решила продолжать разоговор, значит, нужно постараться не тратить даром её время. Она самоотверженна, но если ей станет хуже, то даже это не поможет.
- Вы правы, Ваше Величество, - очень серьёзно проговорил офицер. - Две недели назад вы принимали у себя адмирала фок Бермессера, - Конрад едва удержался, чтобы снова не бросить взгляд на жемчужину на шее кесарини. - Это совершенно не моё дело, я не знаю, какие отношения вас связывают, - слова дались с трудом, но молодой человек заставил себя их проговорить, не опуская глаз и не конфузясь, - но у меня есть основания сомневаться в искренности этого человека.
Осудит ли кесариня его, или примет помощь? Насколько сильно фридриховскому прихвостню удалось повлиять на Её Величество?
Конрад был готов к любому исходу, но как же неспокойно было на душе. Не за себя, за неё. Она виновата разве что в своей красоте и высоком положении. Так всегда бывает, но как же это несправедливо.

"Создатель! Она думает, что я её обвиняю в чем-то таком?.."
Нельзя было говорить так прямолинейно! А что, если его слова действительно выглядели так, как будто он... сомневается в её добродетели?
- Ваше Величество!.. - захотелось опуститься перед ней на колено, снова взять её пальцы в свои и убеждать в том, что никогда в жизни он бы не посмел подумать о ней что-то... подобное.
Конрад подозревал, что все сомнения отразились на его лице в полной мере, но поделать с этим ничего не мог.
- Я бы ни за что не посмел усомниться в том, что вы... не позволяете адмиралу больше, чем... можно! - пылко заговорил молодой человек, чувствуя, что мысли опережают слова, и он никак не может сосредоточиться.
"Да я сам вызвал бы любого, кто посмел бы усомниться!"
- Но иногда ваша доброта... она может создать видимость...
"Леворукий и его твари, как же это сказать так, чтобы не смутить её?"
- И ею могут воспользоваться... Особенно люди, которые привыкли добиваться всего с помощью чьего-нибудь покровительства. А ваше покровительство дорогого стоит.
Правда ли это? Или ему просто хочется так думать?
В любом случае, даже если у Бермессера и могли возникнуть искренние чувства к кесарине (в чём лично Конрад очень сомневался), этот человек не мог не понимать, что он подвергает Маргариту опасности своим.... вниманием.

Несколько мгновений молодой человек стоял в растерянности, во все глаза глядя на кесариню и пытаясь осознать смысл её слов.
Ему показалось, что она огорчена или сердится. Эта мысль наполняла графа горечью. Он хотел бы дарить этой женщине только радость, а ему приходится доставлять ей немало неприятных минут.
- Штарквинды? - удивлённо переспросил он, не зная, как это прокомментировать.
"Штарквинды не дарят вам подарков, не ищут вашего внимания, не притворяются друзьями, чтобы потом воспользоваться!.."
Полковника охватило смятение. Не может быть, чтобы он пришёл сюда сейчас только лишь из-за банальной низменной ревности. Он лишь хочет помочь...
Кесариня по законам Создателя и людей принадлежит кесарю, но больше ты её делить ни с кем не намерен. Разве не эти мысли двигали тобой, когда ты явился сюда, к ней?" - мерзко нашёптыло что-то неприятное в сознании.
- Ни для кого не секрет, как именно адмирал добился успехов в своей военной карьере, - несколько более резко, чем ему бы того хотелось, ответил Конрад.
Касательно себя он умолчал. Сказать тут нечего. Только опять заныл противной болью затянувшийся шрам от запястья до локтя, да так сильно, что полковник невольно тронул рукав мундира.
- Простите, Ваше Величество... Конечно, это не мне судить. Но перед молвой все равны. Даже если граф фок Бермессер хороший человек, - Конард едва не поморщился, но, к счатью, сдержался, - и вы разглядели это в нём, почему он не подумал о том, как ваше общение может сказаться на вас? Все эти разговоры, шепотки... Возможно, это нормально для дворца, для столицы. Простите, я слишком долго пробыл на войне и отвык от такой жизни, но мне невыносимо слушать всё это, если я знаю, что могу попытаться...
"Попытаться что? Предотвратить? Запретить кесарине общаться с этим человеком? На это имеет право только кесарь. Или ты уже забыл, чья она супруга?"
- Вы думаете, я отношусь к адмиралу предвзято? - с тоской спросил Конрад, не смея поднять взгляд.
Что Маргарита теперь о нём подумает? А если Бермессер уже успел привязать её к себе... Но нет, тогда она вовсе не стала бы слушать, значит, надежда ещё есть.
- Я пойму, если вы решите, что я... превысил свои полномочия, Ваше Величество, - грустно добавил молодой человек.

"Как именно добился... Конечно. Это не тема для молодой девушки, пусть она даже и сама кесариня Дриксен. И, Создатель... Для неё ведь это действительно не имеет значения. Зачем? При ней Бермерссер постарается показать себя как можно лучше".
- Конрад...
Должно быть, ему послышалось... Молодой человек изумлённо поднял взгляд, чувствуя, как краска приливает к лицу. Сердце на мгновение замерло.
"Оговорилась? Или... нет?"
Он не мог понять, чем вызван румянец на щеках Её Величества - болезнью или она сама смутилась своей оговорке.
- Обычная вещь... Да, я понимаю, - понуро согласился офицер.
Неужели можно с этим вот так просто смириться? Так спокойно... как будто ничего не происходит. А он готов был приказать замолчать каждому, кто смеет чернить её имя. Останавливало только горькое понимание, что это всё равно невозможно.
- Именно его я могу назвать единственным моим другом здесь.
"В этом и опасность, именно в этом!" - хотелось ему крикнуть, но он промолчал. Именно так они и действуют. В час, когда человек чувствует себя одиноким, - и втираются в доверие.
Конрад воспользовался тем, кто кесариня опустила взор, и украдкой любовался её лицом. На сердце вдруг стало очень тяжело.
- Я не предвзят... - попылася возразить он. - Я просто... боюсь, что будет, если всё это дойдёт до кесаря. За вас боюсь. И... о каких действиях вы говорите, Ваше Величество? - озадаченно добавил полковник.
"Бермессер не побоялся, о да, и это удивительно. Но... не побоялся - чего? Неужели это могло зайти настолько... Нет, это невозможно".

- Это ровно как быть недовольным нашей нынешней с вами встречей, граф.
"Но это совсем не одно и то же!" Или всё иначе, а он только себя обманывает? Хорошей ли идеей была эта встреча, в принципе?
Нет, сомнения к Леворукому! Он должен был это сделать и сказать то, что считал нужным. Пусть это даже ни к чему не приведёт.
"Его Величество умудрён, да и Бермессер тоже, а вот вы - нет", - с горечью подумал Конрад, но не посмел сказать этого вслух.
Как много всё-таки он не мог сказать. Что-то не имел права, а в чём-то не хотел признаваться даже себе.
- Поддержку? - только и смог офицер повторить, словно эхо. Совершенно бессмысленное эхо. - Вы сказали, что это много значит. Много... для вас? - слова давались с трудом, словно он вернулся в детские годы и находился перед ментором, к которому явился совершенно неподготовленным.
"А имеешь ли ты право на подобные вопросы?" - невыносимо заныло сознание.
- Простите, Ваше Величество, - почти ровно проговорил Конрад. - Должно быть, мой вопрос недопустим. Я позволил себе лишнее.
"А что ты надеешься услышать? Что она готова раскрыть перед тобой всю душу? Перед незнакомцем? Перед человеком, чей дед боготворит фактически её врага? Это же смешно".
Слова опять кончились, а мысли путались беспорядочным клубком.

Молодой человек отвёл взгляд. Не в том дело, что он не мог выдержать взгляда кесарини, а в том, что боялся себя выдать.
Конечно, выдал он себя уже тем, что пришёл сюда сейчас, но стоило ли усугублять?
Чем больше хотелось посмотреть в её глаза - так, чтобы она всё поняла, - тем сильнее Конрад сдерживался, понимая, насколько лицемерно с его стороны будет надеяться на что-либо, учитывая, по какой именно причине он сейчас здесь.

- И нам стоит доверять друг другу. Поэтому я вам разрешаю задавать любые вопросы.
Полковник снова не удержался и поднял удивлённый взгляд.
Это было очень смело с её стороны. В конце концов, разве есть у Её Величества какие-то особые причины ему доверять? Но она оказывает ему эту честь, и он не имеет права подвести кесариню.
- Ваше Величество, - не сдержав волнения в голосе, проговорил Конрад, - для меня честь быть удостоенным такого вашего доверия. Даже несмотря на то, что это непремернное условие наших отношений при том положении, что я впоследствии займу при вас - в этом я с вами согласен, - вы всё равно слишком добры ко мне. Но поверьте, я сделаю всё, чтобы оправдать это доверие, - он позволил себе улыбнуться - как-то совершенно по-юношески, но это было сейчас неважно.

Она сказала - "любые вопросы", но честный человек поймёт, что пользоваться таким дозволением надо очень осторожно и не позволять себе лишнего.
"Вы! Меня тревожите вы!"
- Меня тревожит... ваша безопасность. Ваше благополучие. И, нет, не только потому, что это входит в мои обязанности...
"А почему же? И как ты собрался продолжить?" - Конрад много бы отдал за то, чтобы заткнуть ненавистный внутренний голос, но, тем не менее, понимал, что без этого внутреннего убеждения мог бы натворить глупостей.
Он не знал, как продолжить. Заметила ли она?
- Ваше Величество, - твёрдо проговорил молодой человек, - я вас очень хорошо понимаю. Здесь, во дворце, всё не так...
...Как на войне, но не рассказывать же молодой женщине о нелицеприятных для неё подробностях. А то ощущение поддержки и общности, которое возникало на поле боя между теми, кто воевал на одной стороне, - разве можно его передать словами?
- ...Но вам нужна поддержка конкретного человека? - не в силах ещё раз повторить неприятное имя, уклончиво спросил Конрад, понимая, что уже почти переступил грань, но не в силах этому противостоять.

Конрад, сам не осознавая, проследил за вглядом кесарини и тут же мысленно укорил себя за проявленную так некстати беспечность. Они ведь не одни, а он позволяет себе говорить вещи, которые могут скомпрометировать Её Величество. Нужно лучше следить за собой. Но это так сложно, когда она близко...

"Есть жизнь и смерть..."
Жизнь досталась ему, смерть - отцу. Для Декслерштайндов - вполне выгодно. Гибель младшего наследника была бы более нежелательной.
А здесь? Как здесь? Ждать, кому какая карта выпадет?
Вопрос Её Величества заставил снова невольно тронуть рукав. Конрад тут же одёрнул себя. В его семье проявлять слабость не позволялось под угрозой самого тяжкого наказания.
Он почтительно склонил голову.
- Благодарю, Ваше Величество. Рана уже почти не беспокоит, да и... В конце концов, я остался жив. Есть те, кому не досталось даже этого.
Так хотелось вернить в то, что она на самом деле о нём беспокоится, но разумно ли убеждать себя в этом? Кесариня просто добра к своим подданным. Жаль, что не все отвечают ей такой же добротой.
- Ваше Величество, - тревожно проговорил молодой человек, глядя в лицо кесарини, - вы... нехорошо себя чувствуете?
Может быть, ей нужно отдохнуть, но она не хочет прерывать аудиенцию из вежливости?

Конрад не сомневался, что кесариня говорила искренне, и её слова приятно грели душу.
Конечно, дед, другие родичи, например, тоже были рады, но что с того? Им нужен был наследник, а Маргарите... Кто нужен ей? Уж точно не Вернер фок Бермессер.
- Мне... приятно это слышать, Ваше Величество.
"И вы даже не представляете, насколько".
- Хотя жизнь одного человека, в любом случае, ничего не стоит в сравнении с победой Кесарии, - совершенно искренне проговорил полковник. Потому что сам в этом верил. Наверное. Декслерштайндтам положено верить.
- Я надеюсь, с вашим здоровьем всё будет хорошо. С вами не должно случиться чего-то плохого.
"Только не с вами".
- Да, конечно, отказываться глупо, - он невольно повторял слова Маргариты, но почему в его устах они звучали с таким сомнением? - Ваше Величество, я только прошу... Будьте осторожны, когда принимаете чью-либо поддержку. Нет, я нисколько не сомневаюсь, что люди могут хотеть искренне вас поддержать, но... Не все такие, - с убеждённой твёрдостью добавил молодой человек.

Молодой человек едва заметно вздохнул.
Да, люди не такие, какими кажутся. Но, похоже, они с Её Величеством понимали это утверждение несколько по-разному. Думать о людях лучше, чем они есть, - тоже опасно.
- Хорошо, Ваше Величество. Я попытаюсь, - ровно проговорил Конрад, чувствуя в себе всё нарастающее ровно противоположное убеждение.
Но ему так не хотелось огорчать кесариню. Если и есть люди, которые вот так безоговорочно верят в искренность, - кем надо быть, чтобы стараться разрушить эту веру?
"Надо быть тем, кто желает помочь", - пытался убедить себя офицер. Запутавшись в собственных противоречивых мыслях, он окончательно перестал понимать, как и что ему теперь делать.
- Я не смею пытаться переубедить вас, - негромко произнёс молодой человек. - Возможно, Ваше Величество действительно видит больше, чем я. Если вы верите этому человеку...
"...Значит, мне просто придётся быть внимательным и осторожным за двоих".
- Если вы счастливы дружбой с адмиралом, - более твёрдо и уверенно продолжил он, - то я приму это, потому что ваше желание значит для меня больше моих убеждений.
Это действительно было правдой, но в данной конкретной ситуации она отдавала неуловимой горечью.
- Конечно, я навещу Его Высочество, - Конрад тепло улыбнулся. - И непременно расскажу вам всё, что вы захотите узнать. И если я могу сделать для вас ещё что-нибудь, я буду счастлив быть вам полезным, Ваше Величество.

- Ваше Величество!
Граф Дерринг даже не успел ни о чём подумать - сработала вышколенная годами войны реакция - он бросился к кесарине и подхватил её на руки, успев услышать короткий вскрик фрейлины.
- Лекаря! - коротко и требовательно крикнул Конрад, не оборачиваясь.
Перепуганная дама опрометью бросилась к дверям.
"Как она бледна..." - отстранённо подумал молодой человек, быстро, но очень осторожно выйдя из комнаты с Маргаритой на руках.
Она была такой лёгкой, почти невесомой, а её голова бессильно откинулась на его плечо. Конрад подумал, что если бы кесариня была в сознании, то непременно услышала бы, как бешено колотится его сердце.

Винить себя в чём-либо не было времени. Хорошо, что он изучил дворец в первые две недели по прибытию сюда. Покои Её Величества находились совсем рядом, это он помнил.
На дверях вытянулись в струнку гвардейцы.
- Дверь! - приказал Конрад одному из них, тот понял сразу же и распахнул двери в покои. - Увидите в коридоре лекаря, скажите - пусть идёт в покои Её Величества, и быстро! - бросил он на ходу.
Краем глаза полковник заметил, как вскочили со своих кресел две дежурные придворные дамы; у одной, кажется, выпала из рук книга...
Он решительно зашёл в спальню и осторожно положил бесчувственную женщину на кровать. Тут же подбежала фрейлина с нюхательной солью, позади послышались приглушённые аханья других женщин.
Граф сделал несколько шагов от кровати, чтобы не мешать. Это стоило некоторых усилий - руки никак не желали забывать ощущение разгорячённого болезнью хрупкого тела Её Величества.
В покои вбежал лекарь, взял руку кесарини, распорядился подать каких-то тинктур.

Конрад слушал вполуха, но звуки окружающего мира ускользали от сознания.
Он медленно отошёл назад, пока не упёрся спиной в двери, но наружу не вышел, - всё стоял и, как завороженный, не отрывал взгляда от кесарини.
"Создатель, - почти бессознательно зашептали губы, - пусть с ней всё будет хорошо! Пожалуйста..."
Ему не следовало её беспокоить, не следовало приходить!

Отредактировано Конрад фок Декслерштайндт (2012-04-06 21:25:14)

Она очнулась. "Создатель, благодарю!"
Молодой человек смущённо опустил глаза, когда лекарь и помогающая ему фрейлина раздели кесариню и уложили как следует; одна из дам накрыла Маргариту одеялом, чтобы та не простыла в одной сорочке, и подхватила шпильки, которые Её Величество вытянула из причёски.
Кажется, к нему кто-то подошёл, он услышал рядом приглушённый женский шёпот: - Вам лучше уйти, сударь, о Её Величестве позаботятся...
- Д-да, конечно... - нерешительно ответил офицер придворной даме и, напоследок бросив взгляд на кесариню, повернулся, чтобы выйти.
- ...супругу, адмиралу и всем моим фрейлинам...
"Адмиралу?.."
Конрад невольно стиснул зубы, ухватился за дверную ручку и открыл дверь, уже почти сделав шаг, как вдруг услышал позади собственное имя.
Он развернулся так резко, что стоявшая рядом дама вздрогнула.
Полковник в несколько шагов оказался возле кровати и порывисто опустился перед ней на колено, чтобы не смотреть на кесариню сверху. Он сделал это почти неосознанно, не обратив внимания на недовольно поджатые губы лекаря и фрейлины.
- Ваше Величество, простите, мне так жаль... Как вы себя чувствуете? Не отсылайте врача, прошу вас! Что если вы опять...