Записку от Штанцлера доставили в особняк Приддов еще вчера, аккурат после отбытия новоиспеченного оруженосца на площадь Оленя: жаловаться на жизнь и страдать. Ожидать возвращения мальчишки раньше сегодняшнего вечера не приходилось, и это время можно было бы провести с пользой, если бы не старый гусак, пожелавший переговорить с глазу на глаз как можно скорей.
Стремление узнать, что произошло на Фабиановой площади было в общем-то естественным. Граф предпочитал быть в курсе всего. Чем создавал немало трудностей окружающим. Проблема была в том, что супрем с той же силой, с которой Штанцлер хотел знать, не желал делиться своими планами. По крайней мере, настоящими.
На секунду замешкавшись перед дверями графского особняка, Вальтер Придд подумал о том, что Штанцлеру давно уже пора перебраться в более теплое место. Например, в Закат.
"Надеюсь, напыщенный королевский братец сегодня слишком занят, пытаясь забить своими патетичными глупостями голову Валентину. Два дурака в качестве собеседников - было бы слишком. Хотя с маршалом тоже придется поговорить. Когда-нибудь..."
Герцог вошел в дом и жестом подозвал слугу, небрежно скидывая тому на руки тяжелый плащ.
- Граф Штанцлер у себя? Можете не докладывать, я знаю, где кабинет.

Штанцлер всем своим видом изобразил благодушное радушие. Или радушное благодушие - зависит от грамматики.
В том, что оно было ложным, и за доброжелательной маской ни на мгновение не прекращается напряженный перебор фактов, гипотез и выводов, сомневаться не приходилось.
Но на приглашение кансилльера супрем ответил и сел в кресло. В конце концов в ногах правды нет. Хотя где она есть в наше время. Нельзя сказать, чтобы сидение оказалось особенно удобным: Штанцлер, как истинный Человек Чести проповедовал показную скромность.
"Лучшая защита - это нападение", поэтому после положенного этикетом приветствия герцог немедля решил взять разговор в свои руки:
- Ворон вконец обнаглел. Мало того, что Дорак диктует нам свои условия, так еще и Алва чуть ли не плюет в лицо. Демонстративно призвать к присяге сына собственноручно убитого Эгмонта. Что он хотел этим сказать?

- Что натолкнуло вас на мысль взять в оруженосцы молодого Савиньяка?

От старого гуся так просто не отделаться. Но можно попытаться.
- Вы сомневаетесь в моем трезвомыслии, Август? - Вальтер меланхолично расправил манжеты на рукавах, словно вся эта история не стоила треволнений. Поднял взгляд на кансилльера: абсолютно спокойный, как и полагается уверенному в своих действиях человеку. - Или считаете, что я поступил опрометчиво?

Говорите, граф... Говорите... А я подумаю, что вам ответить.

- Выгода, дорогой мой соратник. Ничего, кроме выгоды, - Вальтер с полным равнодушием адресовал взгляд кансилльеру. Лучший способ спрятать правду - сказать полу-ложь. Изящно приправив ее красивыми и честно разукрашенными оборочками. - Не мне вам говорить о характере Савиньяков. Разве что Лионелю повезло унаследовать рафиановскую увертливость; в остальном "олени" - не слишком отличаются от остальных "копытных".

Можно было не сомневаться, что Штанцлер поймет намек.

- При должном умении (нет, в данном случае, Август - вам оно не по силам) - можно извлечь пользу и удовольствие из всего.

- Хотя бы информацию... - герцог скользнул нарочито недоуменным взглядом по начавшему раздражаться графу. Неужели Штанцлер настолько глуп, или так успешно переигрывает, что забывает о старом добром совете "держи друзей близко, а врагов еще ближе".
Супрем вряд ли кого-то мог назвать другом, но в отношении вторых правило давно усвоил. Иначе бы не занимал столь высокую должность при дворе уже который год.
А умение читать чужие реакции, пусть не высказанные вслух, Придд отточил почти до совершенства.

- Ваши сомнения всего лишь означают неумение слушать, - с легким раздражением бросил Вальтер. В политике все складывается не только из недомолвок и умолчаний, но и способности свести воедино мельчайшие клочки информации. Удивительно, что Штанцлер еще (пока) "на коне" с таким отношением.
- Дорогой Август, надеюсь на этом мы закончили обсуждение причин по которым я обзавелся оруженосцем? - почти не ехидно заметил супрем.

- Вот именно, - супрем поморщился: когда же кансилльер уймется. - Наконец-то вы осознали, как важно достигнуть результата.

Вальтер не питал ложных надежд насчет остальных Савиньяков. Но оставлял за собой право полагаться на то, что они не будут столь докуливыми как Штанцлер, и на свое умение отвечать, не говоря ничего.

- И все-таки, что вы думаете по поводу ситуации с юным герцогом Окделлом, - он резко сменил тему.

Кажется, Штанцлер во что бы то ни стало взялся выяснять подробности, которых ему знать не следовало, в свою очередь уходя от ответов.
- В столице под зорким "вороньим" присмотром? - иронично протянул супрем, наблюдая за графом. - Вы что-то не договариваете, дорогой Август? Что касается Савиньяков - они успокоятся, через время.

Истинные цели... А какие цели преследуете вы, граф. Почему ни одно из ваших начинаний до сих пор не увенчалось успехом? Зато каждый раз изрядно омрачается все большими потерями. Чужими...

- Цель у меня одна; та же, что и у всех Людей Чести - чтобы на троне восседал его настоящий владелец, - герцог позволил себе едва заметную холодную улыбку. - А враги - получили свое.

- Естественно, к обеим, - как ни странно, это была чистая правда в понимании герцога. - Юный виконт Сэ в должной мере походит не на Лионеля Савиньяка, а на, как вы заметили, остальных Оленей.

Полноте, кансилльер, вы ничего не узнаете. Пора уже вам признать свое поражение.

- Дорогой Август, - вы мне очень дорого обошлись. Больше этой ошибки я не повторю. - Я абсолютно и предельно честен с вами. Я сделал вклад в будущее, с возможностью использовать его по необходимости.

Вальтер нахмурился. Штанцлер нападал не только из желания услышать ответ, но и чтобы самому уйти от расспросов.

- Раз уж мы все-таки соратники, - супрем особенно акцентировал на последнем слове. - Вы не откажете мне в доверии поделиться планами насчет юного Окделла. Сэ - дело шестнадцатое, спешки не требует, в отличие от Повелителя Скал...

- Вы уверены, что отсрочка поможет, - Вальтер, наконец, успокоился, отставив пререкания на потом. Хотя в этой фразе скрывались одновременно и вопрос, и уже сомнение в ответе. Проблема выбора оруженосцев принимала иной оборот, и в интересах супрема было поспособствовать тому, чтобы это случилось максимально целесообразно. - Мы знаем о ваших с нами интересах, но совершенно ничего не способны предположить о планах Ворона насчет Ричарда. Что если он сможет повлиять на мальчика? Савиньяков возможно предсказать, но кто предугадает кэналлийского герцога?

Герцог невольно понизил голос:
- Не мне вам, дорогой Август,  рассказывать, насколько Окделлы внушаемы. И насколько это может смешать расстановку сил.

И снова по кругу. На мгновение супрем почувствовал себя той лошадью в болоте: и тащить тяжело, и бросить жалко.
Ради всего этого не стоило приезжать.

- А вы, Вальтер, не заблуждаетесь, считая всех Савиньяков такими предсказуемыми?

- Не заблуждается только Создатель, граф, - раздражение мало по малу брало верх. Дались вам эти Савиньяки, эр Штанцлер - еще чуть чуть и впору мне будет обвинять вас в излишнем интересе. - А я исхожу из доступных мне наблюдений. Молодой Сэ не знает ни придворной жизни, ни столицы, Лаик в рассчет можно не брать. Он вспыльчив, предпочитая действовать наобум больше, чем оценивать расстановку сил. Эмиль, то есть граф Лэкдеми, - перекати-поле, где армия, там и пастбище для оленя. Остается только капитан Королевской охраны, - герцог пожал плечами, намекая на обыденность обсуждаемой персоны. - Не Леворукий, не провидец, и даже не Рокэ Алва. Хотя я более чем уверен, юный виконт вернется из первой увольнительной с изрядно запруженной ценными советами головой, но это будут лишь догадки и советы.

Иначе вас со мной здесь бы давно не стояло...

- Я вас хоть немного успокоил, Август? - и вы поделитесь со мной чем-то ценным, или продолжите шарахаться от собственной тени в попытке ее же перехитрить. - Как вы планируете влиять на герцога Окделла, если вдруг Первый маршал решит его прибрать к рукам не только присягой, но душой и телом?