Дома было тяжело. Прошёл уже год с его возвращения, но Рено всё никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что это - навсегда. Обветшавшее родовое поместье, по которому призраками бродят слуги; старик-дядя, потерявший когда-то давно ногу и, возможно, в связи с этим приобретший прескверный характер и склонность к бесконечному ворчанию; покрытая многолетним слоем пыли библиотека, в которой в не поддающемся пониманию порядке стояли потрёпаные труды философов прошлого Круга и легкомысленные романы популярных лет десять назад авторов. На всём этом, как и на Эпинэ в целом, лежал отпечаток увядания и забвения. Некогда цветущая провинция превратилась в одно большое отражение родового поместья Лаварьеров - ах, нет, не одно. Эпинэ отчётливо делилась на две неровные части: одна, разорённая мятежом и скудно управляемая, постепенно выцветала и затягивалась паутиной и пылью; другая же по-прежнему приносила доход и в казну, и в кладовые своих сюзеренов, пользовавшихся расположением Его Высокопреосвященства Сильвестра и правившие своими землями твёрдой рукой. В глубине души Рено мечтал бы родиться в одном из этих благословенных графств - например, в Савиньяке или Рафиано, служить в гвардии или в Торке и не думать о проблемах родной земли. Но ему не повезло ни с первым, ни со вторым, а третье он привык считать неотъемлемым признаком Человека Чести. Впрочем, к людям Чести род Лаварьеров имел весьма отдалённое отношение, но Рено предпочитал причислять себя к ним, лишь бы не соотносить себя с Колиньярами.
Постоянное пребывание в поместье способствовало погружению в неприятные мысли, к которым молодой теньент никогда не считал себя склонным. Да, ему всегда была свойственны рассудительность и стремление анализировать ситуацию, но нынешние его размышления напоминали скорее ворчание его же собственного дядюшки. Поэтому, когда Себастьян Лаварьер в обычной занудной форме пожаловался племяннику за завтраком, что в поместье закончились свечи, а слуги вконец обленились, Рено с готовностью вызвался съездить в Каррону и лично заказать всё необходимое.
В Карроне он не был довольно давно, поэтому немудрено, что уже на подъезде к городу Рено сбился с пути и заплутал в лесу. Мрачно подумав о том, что вряд ли встретит здесь кого-то, кто укажет ему верную дорогу, он решил продолжать двигаться вперёд, в надежде доехать до какого-нибудь постоялого двора. Расслышав впереди негромкое лошадиное ржание и чьи-то голоса, Лаварьер, недолго думая, направил своего коня в ту сторону.
- Мы остановим этого мерзавца Колиньяра! Я сам готов убить его! - услышал он, уже почти выехав на поляну, и ему в голову пришла запоздалая мысль о том, что, возможно, не любой путник с радостью подскажет ему дорогу на Каррону. Но отступать было уже поздно: сухая ветка предательски хрустнула под копытом Аселена.

Рено невольно усмехнулся и приподнял бровь. Ситуация совершенно не казалась ему опасной, и дело было вовсе не в присущем молодости безрассудстве, а в обыкновенном расчёте. Если бы неизвестный противник действительно хотел его убить, он бы приказал своим подчинённым сделать это, а не возвращаться в замок. Или, по крайней мере, вытащил бы пистолет. Находясь на достаточно приличном расстоянии от одинокого всадника с обнажённой шпагой, Рено не видел поводов для каких-либо опасений. Угроза же стрелять в спину и вовсе вызвала у него приступ веселья: незнакомец, совершенно очевидно, принадлежал к той категории людей, которые предпочитают честную дуэль всем другим способам убийства. Хотя, впрочем, судя по его волнению, сохранность своей тайны он считал вопросом жизни и смерти, а значит, вполне мог бы и привести угрозу в исполнение. Но Рено в любом случае не собирался никуда уезжать - хотя бы потому, что не знал, куда.
- Добрый день, сударь. Моё имя Рено Лаварьер, - произнёс он как ни в чём не бывало. - Не будете ли вы так любезны указать мне дорогу к замку Каррона? Я, признаться, слегка заплутал.
Шпагу он так и не обнажил.

- Я рад знакомству с вами, полковник, - Рено качнулся в седле, изображая вежливый поклон. - И рад вдвойне тому, что встретил в минуту нужды именно вас.
Больше всего на свете ему хотелось бы достать пистолет, нацелить его своему случайному знакомому прямо в лоб и холодно поинтересоваться, какого Леворукого он должен отвечать на вопросы. Но если он и научился чему за время службы, так это базовым навыкам дипломатии и умению находить самый приемлемый выход из ситуации. И в данной ситуации проще было ответить.
- Вас интересует цель моего визита в крепость? Извольте: мой дядюшка, барон Лаварьер, имеет родовые владения недалеко отсюда, вам, вероятно, может быть знакомо его имя. Так как дядюшка в последнее время слаб здоровьем, он отправил меня в крепость сделать все необходимые заказы.
Природная прямолинейность требовала задать соответствующий вопрос и самому Макону, но Рено сдержался, хоть и почувствовал, что его запасы дружелюбия, красноречия и терпения стремительно подходят к концу. Он сделал над собой усилие и заговорил снова, искренне надеясь, что на этом вопросы закончатся.
- Что же касается вашего разговора, то, клянусь Создателем, мне нет дела до судьбы герцога Колиньяра: не имею чести быть с ним знакомым, а беспокоиться о чьей-либо безопасности не входит в мои обязанности с тех пор, как меня уволили из армии. - И, всё-таки, не удержавшись, добавил: - Если у вас больше нет вопросов, полковник, может быть, вы скажете, наконец, как проехать в Каррону?

Рено перевёл дух и только теперь понял, что на протяжении всего разговора всё-таки оставался напряжённым. Во время службы ему пришлось не так уж и много сражаться, однако ощущение близости схватки, мгновенный переход к полной внутренней готовности к бою успели въесться под кожу и никуда не делись за прошедшие два года.
Полковник Макона явно не хотел драться. По всей видимости, он, как и большинство южан, был вспыльчив, но миролюбив по характеру и обладал привычкой искать в людях лучшее, а потому, если и не принял объяснения Лаварьера на веру, то определённо был к этому близок.
"Вот за что я не люблю своих соотечественников, так это за то, что самые типичные из них настолько располагают к себе, что им невозможно не доверять", - подумал Рено, усмехнувшись про себя. Полковник действительно производил впечатление человека решительного и искреннего, хотя и, возможно, не самого умного. Судя по обрывку разговора, невольно подслушанному Лаварьером, и реакции Макона, он и его товарищи на полном серьёзе готовили покушение на Колиньяра. И молодой человек обречённо понял, что вляпался в заговор: у него не было ни малейших сомнений, что Макон попытается привлечь его к участию в их авантюре. И, прислушавшись к себе, Рено не нашёл аргументов против. Поэтому он кивнул и ответил:
- Проводник мне не помешает, да и от приятной компании я не откажусь: проведя всю дорогу в тишине, я изрядно соскучился по доброму разговору.
Он приветливо улыбнулся Макону.

Отредактировано Рено Лаварьер (2012-03-28 19:34:57)